ОТКУДА БЕРУТСЯ МИФЫ?

Борис Прохорович Краевский – Московский литератор второй половины 20 века. Из дворян. Когда в 1989 году началось активное возрождение Российского Дворянского Собрания, он вступил в Московский областной филиал этой организации (Дворянское Собрание Московской Губернии). В 90-е годы прошлого века Борис Прохорович был главным редактором альманаха «Дворянское Собрание». В этом издании он иногда публиковал свои статьи. Вниманию читателей сайта «Древо Поэзии» я представляю одну из них: размышления на тему «Поэт и Царь». Г-н Краевский здесь затрагивает очень важную тему: современные мифы. Казалось бы: мы с Вами, дорогой читатель, живём не во времена палеолита или мезолита: зачем нам мифы? И как они вообще могут рождаться и существовать в современном мире, в мире, технически совершенном настолько, что люди 19 века, не говоря уже о более ранних исторических и доисторических эпох, и поверить бы не могли в реальность нашей сегодняшней жизни. Но наши современные мифы не эсхатологические или космогонические. Тут другое. Увы, мифы существуют и превосходно себя чувствуют на поле сознания человека разумного. Откуда же они берутся. Источников их возникновения как минимум два: во-первых, мифы создаются искусственно сильными мира сего, власть придержащими. Они используют эти мифы себе в угоду, чтобы делать на них огромные барыши; для идеологического оправдания своих преступлений. Например, большевики объявили последнего русского императора Николая Второго «Кровавым», хотя на самом деле он таким не был и близко. Теперь всем известно, что Государь Николай Александрович был человеком в высшей степени кроткого и благородного нрава («кровавое воскресенье» и трагедия на Ходынке – это подставы иностранных спецслужб чистой воды: заграничные враги России постарались… ). Если бы на его месте оказался бы кто-нибудь вроде Петра Великого или Ивана Грозного, большевики утонули бы в собственной крови и революция не произошла бы. Простая логика, простой житейский расчёт говорят нам о том, что царя оклеветали самым бессовестнейшим образом. Во-вторых, существуют мифы естественного происхождения. Их причины коренятся в человеческом сознании и подсознании, в биологической природе человека. Человек, с одной стороны, если он художник, творец, демиург, причастен самому Богу. Он почти равен ему. Он, подслушивая у Бога его гениальные мысли, записывает их потом на бумагу (или на картон или холст), и выдаёт людям. Художник – глашатай Божественной воли и Божественного промысла. С другой стороны человек – это ни что иное, как просто животное. В его организме протекают процессы метаболизма (обмен веществ на клеточном уровне), человек, так же, как и любое животное хочет есть и пить, общаться с лицами противоположного пола и прочее. Человек рождается и умирает подобно всему живому… Так о чём я, бишь? А вот о чём: некоторые мифы идут от животной природы человека. Человечество в них верит. Учёными-психологами уже давно доказано, что психика людей обладает самонеосознаваемыми слоями. Привести примеры? Пожалуйста. Вот Вам первый миф: известный поэт всегда гениален, неизвестный – всегда бездарен. Это глубочайшее заблуждение, присущие обывателю (умный литератор так думать никогда не будет, ведь он стремится к мастерству и художественно-эстетическому совершенству, а не к мимолётной популярности). Именно это заблуждение делает принцип «талантливость – ничто, реклама – всё!» таким живучим в околохудожественной среде. Я за свою уже немаленькую литературную жизнь знал очень талантливых и совершенно неизвестных поэтов, и знал много очень известных и титулованных, но бездарных. Обратиться к известным персоналиям? Ладно, обращусь. Вся наша эстрада построена на этом принципе. Раскрученные исполнители получаю огромные гонорары и почётные звания, хотя при этом имеют более, чем скромные вокальные и артистические данные. Был такое «певец» Утёсов. Мне всегда нравилось слушать его голос, но не потому что я получал эстетическое удовольствие от его «вокала», а потому, что мне приятно было наблюдать за людьми, которые восторгаются им. Я думал: «Как здорово, что Господь сделал меня явно не самым глупым человеком на свете!.. ». Утёсов имел только слух. Певческого голоса (вокальных данных) и артистизма ему явно не достовало. Он пел душевно? Да. Ну и что? Масса оперных певцов с голосами и двумя консерваторскими образованиями поют душевно. Но их, почему-то, никто не носит на руках. Они тихо-скромно получают в опере, оперетте или в драмтеатре своё маленькое жалование и ни на что не претендуют. Где логика, где здравый смысл, где справедливость, наконец?! Но ничего этого в человеческой жизни, как правило, не было и нет. Ещё более вопиющий случай – это творчество малороссийского «письмэнныка» Тараса Шевченко. Он в своих стихах ругал Россию и русское дворянство на чём свет стоит, он обзывал Государыню Императрицу последними нецензурными словами, хотя Августейшая Семья приняла активнейшее участие в вызволении Шевченко из крепостной зависимости. Другой бы спасибо сказал, стал бы верноподданным Российской Короны… другой бы, но только не он. Когда я вспоминаю о «бедном» Тарасе, мне на ум всегда приходит фраза из «Маленьких трагедий» Пушкина: «Мне не смешно, когда моляр безродный мне пачкает Мадонну Рафаэля!». Тарас Шевченко, призывавший чернь к кровавой смуте, к цареубийству и поруганию вековечных духовных святынь нашего народа, при ближайшим вдумчивом рассмотрении является просто шутом гороховым от литературы. Однако, накрепко зазомбированные народные массы свято верят в «гениальность» этого крепостного прощелыги. Люди не хотят, просто категорически не желают думать собственной головой. А что этому виной? Миф! Добротно сработанный, вбиваемый кувалдой Совдеповского агитпропа в человеческие головы десятилетиями миф о том, что Шевченко что-то из себя представлял, как литератор. Кому же это выгодно: сделать из Тараса пророка и гения? Это было выгодно сначала либералам и демократам, расшатывавшим с помощью Шевченко крепкую лодку российской государственности. Потом его стали использовать большевики для борьбы со своими идеологическими врагами: монархистами, православными, традиционалистами. Когда советская власть канула в лету, Шевченко стали использовать на прополую «незалэжные» и «самостийные» деятели. Выяснилось, что Шевченко был не только любителем народных масс и природным большевиком, но он ещё и был галицким националистом и почти фашистом. Вот как! «Бедный» Тарас успел отметиться во всех политических станах. Его творчество сослужило дьявольскую услугу всем кровавым режимам, существовавшим в 20 веке! Ай да Шевченко, ай да молодец!.. Как из хама никогда не получится настоящий пан, так же и из писаки-аматора никогда не вырастит настоящий гений. В данной статье г-н Краевский исследует миф об Александре Сергеевича Пушкине, связанный с его отношениями с Царём Николаем Первым.
Павел Иванов-Остославский.



Сводный файл Краевского
Борис Краевский
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПУШКИНЕ

Мы живём в реальном мире, но часто оказываемся во власти мифов. Как ребёнку нелегко отказаться от представления, что один дядя «плохой», а другой «хороший» и признать, что всё вокруг гораздо сложнее, так и нам порою сложно смириться со сложностью мира и отказаться от соблазна уложить всё в простенькую чёрно-белую схему. Так рождаются мифы, и очень часто это происходит не без помощи заинтересованных сил.

Как много их нас окружает: страшный царь Александр Второй уничтожал, что есть мочи святого великомученика Тараса Шевченко, всю жизнь трудившимся на благо Украины, хотя для каждого литературно сведущего человека ясно: Шевченко был аматор и литературный вурдалак, который все страницы своих сочинений залил кровью невинно убиенных дворян, их жён и детей; кровавого разбойника Стеньку Разина славят в народных песнях, как героя-заступника, «добрый дедушка Ленин» , губитель миллионов, всё устраивает в Горках ёлки для ребятишек… А глаза такие добрые-добрые…

Так проще, удобнее – и всё понятно, и документы не нужны и спорить не о чем.

Есть миф и о Пушкине, построенный на привычной схеме и с традиционными героями: преслудуемый гений (поэт), жестокий гонитель (царь), бессердечные подручные его (двор), и даже злодейка-жена (Наталья Николаевна). К статье в мифе о Толстом – есть и такой! – роль злодейки-жены закреплена за графиней Софьей Андреевной, и никакие документальные публикации не в состоянии изменить этот стереотип.

Чтож до Пушкина, то «всем известно», что царская власть затравила его, замучила и убила…

Позвольте поделиться своим пониманием некоторых фактов жизни великого поэта, только тех, впрочем, которые относятся к проблеме «поэт и царь».

…В августе 1826 года Пушкин по Высочайшему повелению был привезён в Москву., где пребывал после коронования молодой Государь. Миф утверждает, что только что взошедший на Престол Император Николай Первый призвал опального великого поэта, чтобы привлечь его на свою сторону.

что взошедший на Престол Император Николай I призвал опального великого поэта, чтобы привлечь его на свою сторону и взялся сам быть его цензором, чтобы в его сочинениях не проскочила - не дай Бог! - какая-нибудь крамола.

Вспомним, однако, что вызванный из Михайловской ссылки поэт вовсе не был тогда тем ПУШКИНЫМ, 200-летие которого мы сегодня отмечаем. Он был всего лишь известным стихотворцем, одним из нескольких, которых отличала тогдашняя публика. И Государь не сам призвал его в Москву, а всего лишь милостиво откликнулся на просьбу поэта. В первой половине 1826 года Пушкин написал новому Импе­ратору прошение, в котором изложил историю своей ссылки за «легкомысленные суждения» и добавил: «С надеждою на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою или честным словом), решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою...». Пушкин просил выпустить его из деревни и разрешить жить в столицах. В письме своему другу князю П.А.Вяземскому, написанному в те дни, он сетовал: «Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке с многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова. Если бы я был потребован комиссией, то я бы, конечно, оправдался, но меня оставили в покое...».

Пушкин надеялся не напрасно. Содержание беседы Государя Николая Павловича и Пушкина в Малом Никола­евском дворце Кремля в целом известно. Не раз цитировался ответ поэта на вопрос о том, где он был бы 14 декабря, окажись в Петербурге, однако редко упоминали о том, что Пушкин пообещал Царю «сделаться другим», и высказал свои мысли о причинах бунта, сославшись на «дурное воспитание молодежи». Молодой Государь попросил поэта изложить свои мысли на этот счет письменно. Так появилась на свет пушкинская записка «О народном воспитании», которую издатели упрятали в самый дальний угол полного собрания сочинений, вырезав из нее для повседневного употребления только одну цитату, которую читатель без сомнения легко узнает. В этой «записке» поэт, имея в виду декабристов, утверждал, что именно «недостаток просвещения и нравст­венности вовлек многих молодых людей в преступные заблуж­дения». «Скажем более - продолжал он, - одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия...» Основу же этого просвещения Пушкин видел в воспитании патриотов, в серьезном изучении истории России.

что взошедший на Престол Император Николай I призвал опального великого поэта, чтобы привлечь его на свою сторону и взялся сам быть его цензором, чтобы в его сочинениях не проскочила - не дай Бог! - какая-нибудь крамола.
Вспомним, однако, что вызванный из Михайловской ссылки поэт вовсе не был тогда тем ПУШКИНЫМ, 200-летие которого мы сегодня отмечаем. Он был всего лишь известным стихотворцем, одним из нескольких, которых отличала тогдашняя публика. И Государь не сам призвал его в Москву, а всего лишь милостиво откликнулся на просьбу поэта. В первой половине 1826 года Пушкин написал новому Импе­ратору прошение, в котором изложил историю своей ссылки за «легкомысленные суждения» и добавил: «С надеждою на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою или честным словом), решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою...». Пушкин просил выпустить его из деревни и разрешить жить в столицах. В письме своему другу князю П.А.Вяземскому, написанному в те дни, он сетовал: «Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке с многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова. Если бы я был потребован комиссией, то я бы, конечно, оправдался, но меня оставили в покое...».

Пушкин надеялся не напрасно. Содержание беседы Государя Николая Павловича и Пушкина в Малом Никола­евском дворце Кремля в целом известно. Не раз цитировался ответ поэта на вопрос о том, где он был бы 14 декабря, окажись в Петербурге, однако редко упоминали о том, что Пушкин пообещал Царю «сделаться другим», и высказал свои мысли о причинах бунта, сославшись на «дурное воспитание молодежи». Молодой Государь попросил поэта изложить свои мысли на этот счет письменно. Так появилась на свет пушкинская записка «О народном воспитании», которую издатели упрятали в самый дальний угол полного собрания сочинений, вырезав из нее для повседневного употребления только одну цитату, которую читатель без сомнения легко узнает. В этой «записке» поэт, имея в виду декабристов, утверждал, что именно «недостаток просвещения и нравст­венности вовлек многих молодых людей в преступные заблуж­дения». «Скажем более - продолжал он, - одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия...» Основу же этого просвещения Пушкин видел в воспитании патриотов, в серьезном изучении истории России.

что взошедший на Престол Император Николай I призвал опального великого поэта, чтобы привлечь его на свою сторону и взялся сам быть его цензором, чтобы в его сочинениях не проскочила - не дай Бог! - какая-нибудь крамола.
Вспомним, однако, что вызванный из Михайловской ссылки поэт вовсе не был тогда тем ПУШКИНЫМ, 200-летие которого мы сегодня отмечаем. Он был всего лишь известным стихотворцем, одним из нескольких, которых отличала тогдашняя публика. И Государь не сам призвал его в Москву, а всего лишь милостиво откликнулся на просьбу поэта. В первой половине 1826 года Пушкин написал новому Импе­ратору прошение, в котором изложил историю своей ссылки за «легкомысленные суждения» и добавил: «С надеждою на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою или честным словом), решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою...». Пушкин просил выпустить его из деревни и разрешить жить в столицах. В письме своему другу князю П.А.Вяземскому, написанному в те дни, он сетовал: «Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке с многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова. Если бы я был потребован комиссией, то я бы, конечно, оправдался, но меня оставили в покое...».

Пушкин надеялся не напрасно. Содержание беседы Государя Николая Павловича и Пушкина в Малом Никола­евском дворце Кремля в целом известно. Не раз цитировался ответ поэта на вопрос о том, где он был бы 14 декабря, окажись в Петербурге, однако редко упоминали о том, что Пушкин пообещал Царю «сделаться другим», и высказал свои мысли о причинах бунта, сославшись на «дурное воспитание молодежи». Молодой Государь попросил поэта изложить свои мысли на этот счет письменно. Так появилась на свет пушкинская записка «О народном воспитании», которую издатели упрятали в самый дальний угол полного собрания сочинений, вырезав из нее для повседневного употребления только одну цитату, которую читатель без сомнения легко узнает. В этой «записке» поэт, имея в виду декабристов, утверждал, что именно «недостаток просвещения и нравст­венности вовлек многих молодых людей в преступные заблуж­дения». «Скажем более - продолжал он, - одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия...» Основу же этого просвещения Пушкин видел в воспитании патриотов, в серьезном изучении истории России.

что взошедший на Престол Император Николай I призвал опального великого поэта, чтобы привлечь его на свою сторону и взялся сам быть его цензором, чтобы в его сочинениях не проскочила - не дай Бог! - какая-нибудь крамола.
Вспомним, однако, что вызванный из Михайловской ссылки поэт вовсе не был тогда тем ПУШКИНЫМ, 200-летие которого мы сегодня отмечаем. Он был всего лишь известным стихотворцем, одним из нескольких, которых отличала тогдашняя публика. И Государь не сам призвал его в Москву, а всего лишь милостиво откликнулся на просьбу поэта. В первой половине 1826 года Пушкин написал новому Импе­ратору прошение, в котором изложил историю своей ссылки за «легкомысленные суждения» и добавил: «С надеждою на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою или честным словом), решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою...». Пушкин просил выпустить его из деревни и разрешить жить в столицах. В письме своему другу князю П.А.Вяземскому, написанному в те дни, он сетовал: «Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке с многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова. Если бы я был потребован комиссией, то я бы, конечно, оправдался, но меня оставили в покое...».

Пушкин надеялся не напрасно. Содержание беседы Государя Николая Павловича и Пушкина в Малом Никола­евском дворце Кремля в целом известно. Не раз цитировался ответ поэта на вопрос о том, где он был бы 14 декабря, окажись в Петербурге, однако редко упоминали о том, что Пушкин пообещал Царю «сделаться другим», и высказал свои мысли о причинах бунта, сославшись на «дурное воспитание молодежи». Молодой Государь попросил поэта изложить свои мысли на этот счет письменно. Так появилась на свет пушкинская записка «О народном воспитании», которую издатели упрятали в самый дальний угол полного собрания сочинений, вырезав из нее для повседневного употребления только одну цитату, которую читатель без сомнения легко узнает. В этой «записке» поэт, имея в виду декабристов, утверждал, что именно «недостаток просвещения и нравст­венности вовлек многих молодых людей в преступные заблуж­дения». «Скажем более - продолжал он, - одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия...» Основу же этого просвещения Пушкин видел в воспитании патриотов, в серьезном изучении истории России.

что взошедший на Престол Император Николай I призвал опального великого поэта, чтобы привлечь его на свою сторону и взялся сам быть его цензором, чтобы в его сочинениях не проскочила - не дай Бог! - какая-нибудь крамола.
Вспомним, однако, что вызванный из Михайловской ссылки поэт вовсе не был тогда тем ПУШКИНЫМ, 200-летие которого мы сегодня отмечаем. Он был всего лишь известным стихотворцем, одним из нескольких, которых отличала тогдашняя публика. И Государь не сам призвал его в Москву, а всего лишь милостиво откликнулся на просьбу поэта. В первой половине 1826 года Пушкин написал новому Импе­ратору прошение, в котором изложил историю своей ссылки за «легкомысленные суждения» и добавил: «С надеждою на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою или честным словом), решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою...». Пушкин просил выпустить его из деревни и разрешить жить в столицах. В письме своему другу князю П.А.Вяземскому, написанному в те дни, он сетовал: «Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке с многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова. Если бы я был потребован комиссией, то я бы, конечно, оправдался, но меня оставили в покое...».

Пушкин надеялся не напрасно. Содержание беседы Государя Николая Павловича и Пушкина в Малом Никола­евском дворце Кремля в целом известно. Не раз цитировался ответ поэта на вопрос о том, где он был бы 14 декабря, окажись в Петербурге, однако редко упоминали о том, что Пушкин пообещал Царю «сделаться другим», и высказал свои мысли о причинах бунта, сославшись на «дурное воспитание молодежи». Молодой Государь попросил поэта изложить свои мысли на этот счет письменно. Так появилась на свет пушкинская записка «О народном воспитании», которую издатели упрятали в самый дальний угол полного собрания сочинений, вырезав из нее для повседневного употребления только одну цитату, которую читатель без сомнения легко узнает. В этой «записке» поэт, имея в виду декабристов, утверждал, что именно «недостаток просвещения и нравст­венности вовлек многих молодых людей в преступные заблуж­дения». «Скажем более - продолжал он, - одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия...» Основу же этого просвещения Пушкин видел в воспитании патриотов, в серьезном изучении истории России.

что взошедший на Престол Император Николай I призвал опального великого поэта, чтобы привлечь его на свою сторону и взялся сам быть его цензором, чтобы в его сочинениях не проскочила - не дай Бог! - какая-нибудь крамола.
Вспомним, однако, что вызванный из Михайловской ссылки поэт вовсе не был тогда тем ПУШКИНЫМ, 200-летие которого мы сегодня отмечаем. Он был всего лишь известным стихотворцем, одним из нескольких, которых отличала тогдашняя публика. И Государь не сам призвал его в Москву, а всего лишь милостиво откликнулся на просьбу поэта. В первой половине 1826 года Пушкин написал новому Импе­ратору прошение, в котором изложил историю своей ссылки за «легкомысленные суждения» и добавил: «С надеждою на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою или честным словом), решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою...». Пушкин просил выпустить его из деревни и разрешить жить в столицах. В письме своему другу князю П.А.Вяземскому, написанному в те дни, он сетовал: «Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке с многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова. Если бы я был потребован комиссией, то я бы, конечно, оправдался, но меня оставили в покое...».

Пушкин надеялся не напрасно. Содержание беседы Государя Николая Павловича и Пушкина в Малом Никола­евском дворце Кремля в целом известно. Не раз цитировался ответ поэта на вопрос о том, где он был бы 14 декабря, окажись в Петербурге, однако редко упоминали о том, что Пушкин пообещал Царю «сделаться другим», и высказал свои мысли о причинах бунта, сославшись на «дурное воспитание молодежи». Молодой Государь попросил поэта изложить свои мысли на этот счет письменно. Так появилась на свет пушкинская записка «О народном воспитании», которую издатели упрятали в самый дальний угол полного собрания сочинений, вырезав из нее для повседневного употребления только одну цитату, которую читатель без сомнения легко узнает. В этой «записке» поэт, имея в виду декабристов, утверждал, что именно «недостаток просвещения и нравст­венности вовлек многих молодых людей в преступные заблуж­дения». «Скажем более - продолжал он, - одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия...» Основу же этого просвещения Пушкин видел в воспитании патриотов, в серьезном изучении истории России.

что взошедший на Престол Император Николай I призвал опального великого поэта, чтобы привлечь его на свою сторону и взялся сам быть его цензором, чтобы в его сочинениях не проскочила - не дай Бог! - какая-нибудь крамола.
Вспомним, однако, что вызванный из Михайловской ссылки поэт вовсе не был тогда тем ПУШКИНЫМ, 200-летие которого мы сегодня отмечаем. Он был всего лишь известным стихотворцем, одним из нескольких, которых отличала тогдашняя публика. И Государь не сам призвал его в Москву, а всего лишь милостиво откликнулся на просьбу поэта. В первой половине 1826 года Пушкин написал новому Импе­ратору прошение, в котором изложил историю своей ссылки за «легкомысленные суждения» и добавил: «С надеждою на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою или честным словом), решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою...». Пушкин просил выпустить его из деревни и разрешить жить в столицах. В письме своему другу князю П.А.Вяземскому, написанному в те дни, он сетовал: «Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке с многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова. Если бы я был потребован комиссией, то я бы, конечно, оправдался, но меня оставили в покое...».

Пушкин надеялся не напрасно. Содержание беседы Государя Николая Павловича и Пушкина в Малом Никола­евском дворце Кремля в целом известно. Не раз цитировался ответ поэта на вопрос о том, где он был бы 14 декабря, окажись в Петербурге, однако редко упоминали о том, что Пушкин пообещал Царю «сделаться другим», и высказал свои мысли о причинах бунта, сославшись на «дурное воспитание молодежи». Молодой Государь попросил поэта изложить свои мысли на этот счет письменно. Так появилась на свет пушкинская записка «О народном воспитании», которую издатели упрятали в самый дальний угол полного собрания сочинений, вырезав из нее для повседневного употребления только одну цитату, которую читатель без сомнения легко узнает. В этой «записке» поэт, имея в виду декабристов, утверждал, что именно «недостаток просвещения и нравст­венности вовлек многих молодых людей в преступные заблуж­дения». «Скажем более - продолжал он, - одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия...» Основу же этого просвещения Пушкин видел в воспитании патриотов, в серьезном изучении истории России.

что взошедший на Престол Император Николай I призвал опального великого поэта, чтобы привлечь его на свою сторону и взялся сам быть его цензором, чтобы в его сочинениях не проскочила - не дай Бог! - какая-нибудь крамола.
Вспомним, однако, что вызванный из Михайловской ссылки поэт вовсе не был тогда тем ПУШКИНЫМ, 200-летие которого мы сегодня отмечаем. Он был всего лишь известным стихотворцем, одним из нескольких, которых отличала тогдашняя публика. И Государь не сам призвал его в Москву, а всего лишь милостиво откликнулся на просьбу поэта. В первой половине 1826 года Пушкин написал новому Импе­ратору прошение, в котором изложил историю своей ссылки за «легкомысленные суждения» и добавил: «С надеждою на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою или честным словом), решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшею моею просьбою...». Пушкин просил выпустить его из деревни и разрешить жить в столицах. В письме своему другу князю П.А.Вяземскому, написанному в те дни, он сетовал: «Жду ответа, но плохо надеюсь. Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке с многими из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все похабные ходят под именем Баркова. Если бы я был потребован комиссией, то я бы, конечно, оправдался, но меня оставили в покое...».

Пушкин надеялся не напрасно. Содержание беседы Государя Николая Павловича и Пушкина в Малом Никола­евском дворце Кремля в целом известно. Не раз цитировался ответ поэта на вопрос о том, где он был бы 14 декабря, окажись в Петербурге, однако редко упоминали о том, что Пушкин пообещал Царю «сделаться другим», и высказал свои мысли о причинах бунта, сославшись на «дурное воспитание молодежи». Молодой Государь попросил поэта изложить свои мысли на этот счет письменно. Так появилась на свет пушкинская записка «О народном воспитании», которую издатели упрятали в самый дальний угол полного собрания сочинений, вырезав из нее для повседневного употребления только одну цитату, которую читатель без сомнения легко узнает. В этой «записке» поэт, имея в виду декабристов, утверждал, что именно «недостаток просвещения и нравст­венности вовлек многих молодых людей в преступные заблуж­дения». «Скажем более - продолжал он, - одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия...» Основу же этого просвещения Пушкин видел в воспитании патриотов, в серьезном изучении истории России.