Избранные произведения
Эпиграф:
«Господи, Боже Единый, Боже Троице, то, что я сказал в этой книге от Тебя, пусть будет принято как Твое; если же что-то я сказал от себя, то да простишь меня Ты и те, кто Твои».
Августин Блаженный
Памяти деда Александра Ивановича Мадыкина посвящается
Книга известного украинского поэта Павла Иванова-Остославского «Избранные произведения» включает в себя большую часть стихотворного наследия автора. Она написана ярким поэтическим языком и проникнута тонким лиризмом, щемящей исповедальностью, благородством, мистицизмом, психологизм. Произведения, вошедшие в книгу, по тематике и проблематике разнообразны. По творческому методу они принадлежат к русскому правому символизму (символоромантизму). Духовный мир лирического героя необычно сочетает в себе замкнутость и космизм, меланхоличность и бунтарство, аристократизм и христианское всепрощение, восторженность, трагичность, самоотречение. Наличие особых художественно-эстетических эффектов, мастерски вплетенных в канву стихотворного повествования, делает лирику данного автора возвышенно эмоциональной, красочной и запоминающейся.
Книга состоит из трёх поэтических сборников: «Святилище огня», «Ты и Я» и «Плоды терновника». В неё включены так же произведения художественной прозы. В раздел «Приложение» помещены семейные хроники поэта, повествующие о трудной, но интересной жизни предков автора за последние три века.
Поэтический сборник Святилище огняУдостоен диплома Первого всеукраинского литературного фестиваля-конкурса «Пушкинское кольцо» в номинации «За аристократизм творчества» (2005 год) и Международной литературной премии им. Николая Гумилёва (2006 год).
Посвящается моим родителям с любовью
Стихи о любвиПосвящается княжне Марии Сереевне Волконской.
Ты для меня теперь явилась
Любимой, Музой и Сестрой -
О, сколько душ соединилось
В твоем лице, в тебе одной!
Веленью Божьему подвластна,
Всегда любить обречена,
Ты утонченна и прекрасна,
Как византийская княжна.
В тебе заложена троичность,
И тут уж как ни посмотри,
Хотя одна ты только личность,
Но для меня ты - целых три.
Когда твой взгляд, умен и тонок,
Улыбкой нежной просветлен,
Я весь ликую, как ребенок,
Я трижды счастлив и влюблен.
Я становлюсь, с тобой повздоря,
Мрачнее, чем затменье дня,
Как будто бы тройное горе
Случилось в жизни у меня.
Я, от стыда изнемогая,
Себя раскаяньем душу,
Затем, что я тобой, родная
Теперь уж трижды дорожу!
* * * * *Посвящается княжне Марии Сереевне Волконской.
Когда я в ночи засыпаю,
Ко мне из небесной страны
Слетаются птичьею стаей
Прекрасные, добрые сны.
Садятся они в изголовье
Кровати моей, и вокруг
Безбрежной, вселенской любовью
Весь мир наполняется вдруг.
И кажется, что во Вселенной
Царит благородство одно,
Оно лишь во веки нетленно,
Оно лишь нам свыше дано.
И мне открывается тайна:
Изящна и утончена,
Мне встретится скоро случайно
Прекрасная дама - она,
Чьим образом грежу я нынче.
Она так мила и умна,
Что даже и кистью б да Винчи
Могла быть изображена.
Но время проходит, и стая
Срывается прочь от меня,
В предутренних сумерках тая
И в бледности нового дня.
И я просыпаюсь, жалея,
Что бодрствовать должен весь день,
Ах, если б на землю скорее
Сошла полуночная тень!
* * * * *
Посвящается княжне Марии Сереевне Волконской.
Живу я среди белых льдин
И средь холодных вод
Совсем один, увы, один -
Никто ко мне не йдет.
Обходит мой убогий кров
Кузнец и китобой,
И даже чукча-рыболов
Не в дружестве со мной.
Метут студеные ветра,
Свирепы и лихи,
А я в яранге у костра
Пишу мои стихи.
Над пламенем по три часа
Сижу я в забытьи,
И мне мерещатся глаза
Зеленые твои.
Не скрою я: приятно мне,
Грустя, в огонь смотреть -
Твоих волос цветет в огне
Каштановая медь.
В костре я видеть очень рад
Хоть до конца времен
Твой несказанный, светлый взгляд,
Что одухотворен.
Что мне кузнец и китобой -
Гореть им всем в огне!
Я буду жить, коль образ твой
Являться будет мне!
* * * * *
Посвящается княжне Марии Сергеевне Волконской.
Как жутко тошно на душе:
Я дням веду свой счет,
Тоска меня давно уже
Ужасная грызет.
И гонит прочь тоска меня
Быстрей, быстрей, быстрей
Из мира света и огня
В мир сумрачных теней.
Она со мной везде, кругом,
Среди пиров и месс,
Она, как вездесущий гром,
Карающих небес.
Но исчезает вдруг тоска
В забвения реке,
Лишь друга чуткая рука
Прильнет к моей руке.
Лишь я услышу голос той,
Чей лик так чудно мил,
Чей крест мерцает золотой
Сеянием светил,
Чей локон, как волна завит,
Чей взор яснее дня…
Ах, Маша, лишь один твой вид
Уж исцелил меня!
Посвящается княжне Марии Сереевне Волконской.
Ночь, снова не сплю, вижу глубь темноты,
Тебя вспоминаю не смело…
Тебе все на свете отдам я, лишь ты,
Лишь этого б ты захотела.
О, ради тебя я пошел бы на все,
Ах, милая, в рай иль в геенну -
Живу я любовью, и сердце мое
Не знает ни страха, ни тлена.
Избавлю себя от материи пут,
Пожертвую телом и кровью,
И в то перейду, что любовью зовут -
Блаженной, Вселенской любовью.
Не стану писать я, как прежде стишки,
Покой я ничей не нарушу -
Среди Серебристой Полночной Реки
Мою ты увидишь вдруг душу.
Я стану глядеть кругловат, желтоват
Средь всплесков серебряных ночи
Из дальних, космических, темных палат
В твои изумрудные очи.
Пусть время погаснуть последней звезде,
Пусть небо затянет туманом,
Но я буду вечно с тобою везде -
Я буду твоим талисманом.
Ты станешь ли бодрствовать, станешь ли спать,
Но я - вечно зрячее око -
Над крышами буду тебя охранять,
Блуждая на запад с востока.
И пусть пробегают неслышно года -
Мне вечно лететь над тобою,
Тебя охранять и лелеять всегда
И быть талисманом-Луною.
* * * * *
Квазимодо
Когда-то, в век странный и темный,
Собор был в Париже. Он встарь
Стоял среди улиц, огромный,
А жил в нем - церковный звонарь.
Звонарь тот хромой, безобразный,
Для многих урод и фигляр,
Натурой был тонкой и страстной -
Имел благородства он дар.
Он крепок был в чувстве и в вере,
Но разве обманешь судьбу -
Открыл он церковные двери,
Впустив внутрь храма толпу.
Толпа в миг безумств и свободы,
Под действием внутренней ржи,
Вошла под церковные своды,
И кровью зажглись витражи.
Он, грех совершивший, ранимый,
Вины своей не перенес,
И умер он рядом с любимой,
Как друг, иль как преданный пес.
* * * * *
Ты меня так искренно любила.
Что же я? Увы, в моей душе
Не любовь - совсем другая сила
Возникала исподволь уже.
В мир душа захлопнула оконце,
И сгустилась в ней седая мгла -
Мне казалось я сокрыт от солнца
Тенью Люциферова крыла.
Нежное, пресветлое созданье,
Ты была печальна от того,
Что, увы, не обратил вниманья
Я на грезы сердца твоего.
Я, тобою восхищаясь, все же
Не тобой, а болью жил своей -
Для меня зачем-то стал дороже
Страшный мир уродливых теней.
И душа моя и даже тело
Оказались в адовом плену -
Я ушел за чуждые пределы,
В темную и дальнюю страну.
Ты мою лишь душу приоткрыла,
И конечно сразу поняла -
Буйствует во мне слепая сила,
Сила разрушения и зла.
Ты переменилась постепенно.
Мысли о прощении гоня,
Стала ты печальна и надменна,
И, конечно, бросила меня.
И, хоть мы с тобой теперь в разлуке,
И меж нами горы и леса,
Я в мечтах твои целую руки
И во снах смотрю в твои глаза.
* * * * *
Посвящается княжне Марии Сергеевне Волконской.
Приди, хоть в сиянье денницы,
Хоть в блеске полночной звезды,
Ко мне, Поднебесья Царица,-
Космический дух красоты!
Меня покидает сознанье,
Все руки слабей и слабей,
Я чую - из тьмы мирозданья
Летит огнедышащий змей.
Тот змей многоглавый, крылатый,
С когтями, что кровью горят,
На нем чешуя, словно латы,
И в ней отразившийся ад.
Он смерти извечный предтеча,
Ему нами править дано;
Он душу мою человечью
Хотел погубить уж давно.
Меня из волшебного сада,
От муз, опьяненного сном,
Возьмет он, и ужасы ада
Узнаю я в царстве ином.
Я сгину в ужасной геенне,
Средь крови, средь тьмы и огня,
И мертвых прискорбные тени
В свой круг скоро примут меня,
Их воющих, исчерно-красных
Пройдет предо мной череда,
И я среди этих ужасных
Теней растворюсь навсегда.
Но я среди крови и ночи
В миг смерти увижу пускай
Любовью горящие очи
И царственный твой горностай.
И пусть суждено раствориться
Мне в адском кровавом огне,
Тебя я увижу Царица,-
Я знаю - придешь ты ко мне.
* * * * *
Посвящается княжне Марии Сергеевне Волконской.
Смейтесь ангелы Господни,
Плачьте, бесы Сатаны,-
Я ушел из преисподни-
Люциферовой страны.
Долго пробыл я в геенне,
Там не сладко было мне -
Жгли меня там злые тени
В вечном адовом огне.
Снова я живу на свете,
Только вот средь бела дня
Встретив, женщины и дети
Сторонятся все ж меня.
И за мною тени взглядов
Их летят. Как им претит,
Как страшит их жудкий, адов
Мой потусторонний вид!
Но, любовь взвалив на плечи,
Одолев законы зла,
Ты одна со мною встречи
Ищешь, дивна и светла.
От тебя едва ли скрою,
Что дела мои и сны
Дышат лишь одной тобою,
Лишь тобой вдохновлены.
Ты, толпе не веря странной,
На нее уж не греши.
Ей – толпе - моей туманной
Не понять во век души…
Много странного в женщине скрыто:
До конца никогда не поймешь,
Весела ли она, иль сердита,
Говорит она правду, иль ложь.
Но мои «доброхоты», ощерясь
И сгущая в душе моей мрак,
Скажут мне: «Что за глупая ересь!
Раз не понял ты, значит дурак!»
И, на очи навеяв туманность,
Сделав вид, что не слышу хамья,
Я скажу: «Все же в женщине странность
И загадочность чувствую я»…
И, конечно, безумно ликуя,
И светясь, как сеяние дня,
Я припомню мою дорогую-
Ту одну, что любила меня.
Воспевать ее будет напрасно -
Мне не хватит ума моего,
Чтоб сказать, как же было прекрасно
И чудесно мое божество!
Но, увы, - все поэты беспечны,
Ну а музы - влюбленно-легки,
И они улетают навечно,
Лишь другого услышат шаги...
(Прямодушие в них и обманность,
Ужас ночи и прелесть зари…
Музы, Музы, какая же странность
Обуяла вас, черт подери!)
И моя от меня улетела.
Я любил ее. Что же она?
До меня никакого ей дела -
Муза мне ведь совсем не жена.
Но события жизни так скоры -
Время мчит неизвестно куда,
И уносит с собою раздоры
И мечты, и любовь навсегда.
Я теперь совершенно здоровый,
Нет в глазах уж безумья огня,
Открывается светлый и новый
Неразгаданный мир для меня.
Но сомненье одно, так тревожа
Весь досуг мой, не властно уму:
Почему улетела ты все же,
Муза, дай мне ответ - почему!
* * * * * * * * * * * * *
Посвящается княжне Марии Сергеевне Волконской.
За окнами движутся тени,
Горит золотая луна.-
В моря неземных сновидений
Вхожу с головою, до дна…
И гаснет во тьме Мирозданье,
И меркнут его рубежи-
Всё реже вещей очертанья,
Всё ярче чудес миражи…
Полночным укутанный мраком,
За явь принимаю я сон,
И вижу, что тайным я знаком
За кем-то идти приглашен.
Вот тени нечёткая кромка,
Вот стан, что из тьмы и огня -
Смотрите ж: сама Незнакомка
К себе призывает меня.
Движенья - изяществу верность-
По-блоковски чудно легки,
Поверий знакомая древность,
Знакомая узость руки…
Она меня кличет и манит
В зарю золотистой луны,
Где тучи едва закрывают
Границы далёкой страны.
Страны, где личины и маски
Нужны мне не будут ни дня,
Где добрые древние сказки
На век околдуют меня.
* * * *
Ольге Ивановне Остославской
Уж в меня нынче ангел вселился:
Все предметы мне странно чудны,
Я теперь понимать разучился
Совершенно, где явь, а где сны.
Целый день я слоняюсь по дому:
То пройдусь, то, шальной, пробегу,
Мне ведь издревле всё здесь знакомо,
Хоть узнать ничего не могу.
И когда прохожу по гостиной,
Становлюсь вдруг я сам, как ни свой,-
Снова вижу я в раме старинной
Чудный лик госпожи молодой.
И с портрета взирают их милость:
Десять рыцарей - десять вельмож.
Как же мило она поместилась
На холсте среди сталей и кож!
Стану их имена прославлять я
Поэтически хоть до одра:
Это предки мои - это братья
Меж собою и с ними сестра.
О, прабабушка! В Вас воспитали
Грациозную стать лебедей.
Вы, как фея из сказочной дали,
Как принцесса из рыцарских дней.
Восхищаться я снова и снова
Буду Вами не дни, а века -
Вот моё Вам приветное слово,
Что восславит Вас наверняка.
|
